Постановка Кшиштофа Варликовского, этого enfant terrible от театра, происходит в его «фирменной вселенной» и при этом низводит эпическую драму к глубоко личной семейной трагедии. Большое пространство со спартанским декором — кровать, стол, несколько стульев — разграничено прозрачными перегородками или барной стойкой. Сюжет разворачивается на переднем плане, но и в этой тюремной лаборатории безумия, позади, можно угадать обитателей в смирительных рубашках.
Режиссер помещает действие в два разных временных пространства, причем одно (в первом и последнем актах) происходит через двадцать лет после «основных событий». Гамлет и его мать живут в сумасшедшем доме, в то время как другие персонажи (Клавдий, Полоний, Лаэрт и Офелия) становятся преследующими их призраками. Место кажется населенными безумием и отчаянием.. И все видится глазами Гамлета, которые далеко не ясны.
Французский баритон Людовик Тезье блестяще справился с требованиями партии, этого Олимпа для баритонов. Бархатный темный тембр Лизетт Оропеса подходит к партитуре, которая в основном написана в середине голоса, и с которой она справляется с удивительной легкостью. Эв-Мод Юбо в партии Гертруды использовала свое лирическое, яркое и высокое меццо-сопрано чтобы звучать одновременно авторитарно, величественно, пытливо, умоляюще и печально. А у Жана Тетжена получился удивительно лиричный Клавдий. Нервный, как породистая лошадь; темный, как сумерки; он спел и сыграл человека, на глазах которого раз за разом уничтожают его любимую женщину.
Главный оркестр Парижской оперы был изысканным и чувственным: мягкость и утонченность струн, выразительность металла, очарование дерева... и более чем три часа исполнения дивной музыки Тома стали настоящим подарком меломанам.